Исходя из того положения, что табак заключает в себе
страшный яд, о котором я только что говорил, курить ни в каком случае не следует, и я позволю себе, некоторым образом, надеяться, что эта моя лекция «о вреде табака» принесет свою пользу.
Обнаружение этого смысла направлено против тех, которые думают, что общество может бесконечно существовать мирно и спокойно, когда в нем накопились
страшные яды, когда в нем царят зло и неправда, внешне прикрытые благообразными формами, идеализированными образами прошлого.
Неточные совпадения
«Даже этот мальчишка не знает, что я сочинитель», — подумал Калинович и уехал из театра. Возвратившись домой и улегшись в постель, он до самого почти рассвета твердил себе мысленно: «Служить, решительно служить», между тем как приговор Зыкова, что в нем нет художника, продолжал обливать
страшным, мучительным
ядом его сердце.
Рюмин (усмехаясь). Ну, это, знаете, рискованно! Правда груба и холодна, и в ней всегда скрыт тонкий
яд скептицизма… Вы сразу можете отравить ребенка, открыв перед ним всегда
страшное лицо правды.
Много лиц и слов врезалось в память мою, великие слёзы пролиты были предо мной, и не раз бывал я оглушён
страшным смехом отчаяния; все
яды отведаны мною, пил я воды сотен рек. И не однажды сам проливал горькие слёзы бессилия.
Сего не довольно: ужасный, неизъяснимый
яд в крови, с которым почти родятся младенцы, обнаруживаясь в своей жестокости, похищал в России едва ли не большую часть детей и на самых спасенных роком оставлял
страшные знаки своей свирепости и безобразия.
Отчаяньем, воспоминаньем
страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным
ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Мой цивилизованный дурак читает всё, начиная с вывесок питейных домов и кончая Огюстом Контом, лежащим у меня в сундуке вместе с другими мною не читаемыми, заброшенными книгами; но из всей массы печатного и писанного он признает одни только
страшные, сильно действующие романы с знатными «господами»,
ядами и подземными ходами, остальное же он окрестил «чепухой».
Кроме этой человеколюбивой, если можно так выразиться, стороны его деятельности, в окружности передавали, что он изготовляет приворотные и отворотные зелья,
яды, медленные, но верные по своему
страшному действию, дает ладанки от сглазу, да и сам может напустить порчу и доканать непонравившегося или неугодившего ему человека, словом, молва приписывала ему все свойства форменного колдуна.